02.01.2011 в 03:20
Пишет Даумантас:..о хороших людях. перепост
Ну и раз уж я все равно признался в своей любви к персам и нелюбви к традиционным героям школьных учебников - грекам, то продолжим этот ряд. Благо, минувший день, 1 января, и в самом деле представил хороший повод помянуть достойного человека, посмертно несправедливо облитого (и поливаемого до сих пор) грязью. Что и сделал в своем ЖЖ Лев Вершинин:
О Григории Бельском-Скуратове, помещичьем сыне, за короткий росток прозванном Малютой, нам ведомо и много, и мало. Знаем, что отца звали Лукьяном, а деда Афанасием. Судя по скудным сведениям о его дочери и внуках (яблочко от яблони недалеко падает), был человеком умным и волевым. Впервые на глаза царю, - это наверняка, - попался поздно, только в 1567-м, в малом командирском звании отличившись при походе на Ливонию, отчего и был - вместе с иными мелкими, на столичных шишек не завязанными людишками -государевой волей взят в опричнину, где, отличившись усердием и отсутствием комплексов перед старым боярством, два года спустя был еще более обласкан Иоанном, возглавив «опричное сыскное ведомтство» - как сказали бы ныне, службу внутренней безопасности, подчиненную в обход опричной Думы лично царю. Уже в этой роли руководил следствием по делу царева кузена Владимира Андреевича Старицкого, обнаружив «великие вины, иными по дружбе скрытые», после чего 9 октября 1569 года по поручению Ивана сообщил, что «Царь считает его не братом, но врагом, ибо ныне может доказать, что он покушался не только на его жизнь, но и на правление». В рамках расследования обнаружил выходы заговора за пределы Москвы, в частности, в Новгород, где архиепископ Пимен и бояре намеревались «Новгород и Псков отдати литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси злым умышленьем извести», после чего возглавил расследование «изменного дела новгородского», по итогам которого «отделано было тысяща четыреста девятьдесять человек, да из пищалей стрелянием пятнадцать человек», в основном из провинциальной элиты и ее групп поддержки (разговоры о 30000 погибших сугубая легенда). Однако к гибели митрополита Филиппа (Колычева), вопреки стойкой молве, согласно выводам новейший исследователей, отношения не имел.
Сразу после того, по выявившимся в ходе следствия обстоятельствам, судя по всему, инициировал чистку в рядах самой опричнины, выродившейся в замкнутую на себя самое, представляющую опасность для государства структуру. Возбудив дело по факту преступной деятельности высших чинов ведомства, в том числе и соучастия в московско-новгородском заговоре, добился привлечения подозреваемых к уголовной ответственности, что в конечном итоге завершилось оправдание 207 арестованных, помилованием по смягчающим обстоятельства 184 и высшей мерой наказания в отношении 116. После разорения Москвы крымским ханом (1571 год) вел следствие по делу царева шурина князя Черкасского, главы опричной Думы, и верхушки опричного войска, завершившееся масштабными репрессиями воевод, уличенных в трусости, халатности и головотяпстве, повлекшим особо тяжкие последствия. Итогом работы Григория Лукьяновича стало, как известно, упразднение опричинины и возвращение государства в нормальное состояние.
С 1572 года, единственный из высшего эшелона упраздненной структуры, в полной мере сохранивший и даже примноживший государево доверие. Был переведен на дипломатическую работу, успешно вёл важные переговоры с Крымом и Литвой. Примерно в это же время выдал дочь Марию замуж за талантливого, как и он сам, худородного провинциала Бориса Годунова, став лидером нового московского клана, принятого в штыки столбовой знатью. Получив 1572 года должность «дворового воеводы», возглавил личный государев полк (гвардию), блестяще проявил себя на поле брани и 437 лет назад, 1 января 1573 года от Р.Х., пал смертью храбрых в бою со шведами, лично возглавив победный штурм крепости Вейсенштейн. Согласно высказанному при жизни желанию и по воле Ивана Васильевича был похоронен в Иосифо-Волоколамском монастыре, рядом с могилой отца. Царь, видимо, не на шутку огорченный утратой, «дал по холопе своем по Григорье по Малюте Лукьяновиче Скуратове» вклад в 150 рублей, вдвое больше, чем по родному брату Юрию.
Скорбеть, думается, было о чем. Во всяком случае, что с гибелью Григория Лукьяновича очень многое на Москве пошло наперекосяк, - это факт. Вот и весь сказ.
(с) Вершинин
URL записиНу и раз уж я все равно признался в своей любви к персам и нелюбви к традиционным героям школьных учебников - грекам, то продолжим этот ряд. Благо, минувший день, 1 января, и в самом деле представил хороший повод помянуть достойного человека, посмертно несправедливо облитого (и поливаемого до сих пор) грязью. Что и сделал в своем ЖЖ Лев Вершинин:
О Григории Бельском-Скуратове, помещичьем сыне, за короткий росток прозванном Малютой, нам ведомо и много, и мало. Знаем, что отца звали Лукьяном, а деда Афанасием. Судя по скудным сведениям о его дочери и внуках (яблочко от яблони недалеко падает), был человеком умным и волевым. Впервые на глаза царю, - это наверняка, - попался поздно, только в 1567-м, в малом командирском звании отличившись при походе на Ливонию, отчего и был - вместе с иными мелкими, на столичных шишек не завязанными людишками -государевой волей взят в опричнину, где, отличившись усердием и отсутствием комплексов перед старым боярством, два года спустя был еще более обласкан Иоанном, возглавив «опричное сыскное ведомтство» - как сказали бы ныне, службу внутренней безопасности, подчиненную в обход опричной Думы лично царю. Уже в этой роли руководил следствием по делу царева кузена Владимира Андреевича Старицкого, обнаружив «великие вины, иными по дружбе скрытые», после чего 9 октября 1569 года по поручению Ивана сообщил, что «Царь считает его не братом, но врагом, ибо ныне может доказать, что он покушался не только на его жизнь, но и на правление». В рамках расследования обнаружил выходы заговора за пределы Москвы, в частности, в Новгород, где архиепископ Пимен и бояре намеревались «Новгород и Псков отдати литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси злым умышленьем извести», после чего возглавил расследование «изменного дела новгородского», по итогам которого «отделано было тысяща четыреста девятьдесять человек, да из пищалей стрелянием пятнадцать человек», в основном из провинциальной элиты и ее групп поддержки (разговоры о 30000 погибших сугубая легенда). Однако к гибели митрополита Филиппа (Колычева), вопреки стойкой молве, согласно выводам новейший исследователей, отношения не имел.
Сразу после того, по выявившимся в ходе следствия обстоятельствам, судя по всему, инициировал чистку в рядах самой опричнины, выродившейся в замкнутую на себя самое, представляющую опасность для государства структуру. Возбудив дело по факту преступной деятельности высших чинов ведомства, в том числе и соучастия в московско-новгородском заговоре, добился привлечения подозреваемых к уголовной ответственности, что в конечном итоге завершилось оправдание 207 арестованных, помилованием по смягчающим обстоятельства 184 и высшей мерой наказания в отношении 116. После разорения Москвы крымским ханом (1571 год) вел следствие по делу царева шурина князя Черкасского, главы опричной Думы, и верхушки опричного войска, завершившееся масштабными репрессиями воевод, уличенных в трусости, халатности и головотяпстве, повлекшим особо тяжкие последствия. Итогом работы Григория Лукьяновича стало, как известно, упразднение опричинины и возвращение государства в нормальное состояние.
С 1572 года, единственный из высшего эшелона упраздненной структуры, в полной мере сохранивший и даже примноживший государево доверие. Был переведен на дипломатическую работу, успешно вёл важные переговоры с Крымом и Литвой. Примерно в это же время выдал дочь Марию замуж за талантливого, как и он сам, худородного провинциала Бориса Годунова, став лидером нового московского клана, принятого в штыки столбовой знатью. Получив 1572 года должность «дворового воеводы», возглавил личный государев полк (гвардию), блестяще проявил себя на поле брани и 437 лет назад, 1 января 1573 года от Р.Х., пал смертью храбрых в бою со шведами, лично возглавив победный штурм крепости Вейсенштейн. Согласно высказанному при жизни желанию и по воле Ивана Васильевича был похоронен в Иосифо-Волоколамском монастыре, рядом с могилой отца. Царь, видимо, не на шутку огорченный утратой, «дал по холопе своем по Григорье по Малюте Лукьяновиче Скуратове» вклад в 150 рублей, вдвое больше, чем по родному брату Юрию.
Скорбеть, думается, было о чем. Во всяком случае, что с гибелью Григория Лукьяновича очень многое на Москве пошло наперекосяк, - это факт. Вот и весь сказ.
(с) Вершинин